Созвездие эректуса - Страница 47

— А почему, кстати, запрещены? — спросила Келли.

— Ну, как же! Это ведь фольк-арт, он несет мощный контр-мессианский заряд. Он не только разрушает веберовские псевдо-мифы клана оффи, он уничтожает фундамент иррациональных смыслов, на котором они построены, он менят дискурс…

Спарк поднял правую руку, положил ладонь на макушку, и втянул шею в плечи (этот жест у него получался на редкость выразительно, почти как у озадаченного молодого шимпанзе), и попросил:

— А можно это как-то адаптировать для taata faaapu, который смотрит на Вселенную от корней своей любимой кокосовой пальмы, собственноручно выращенной из ореха на маленьком коралловом motu в океане, далеко за краем цивилизованной ойкумены?

Скатто согнулась пополам от смеха.

— E topa-topa! — провозгласила она, — Бро, я валяюсь! Ты крут, как бивень мамонта! Ладно, это меня занесло, а все просто. Культура это война за возможность жить по-человечески. В каменном веке воевали с саблезубыми тиграми, которые считали, что человек должен быть их пищей. Саблезубых тигров перебили, но тут расплодились оффи с веберовскими псевдо-мифами, которые еще называют «протестантская трудовая этика». Центральная идея: человек живет, чтобы работать. Работать на оффи, конечно, не на себя же. Человек, работающий лишь столько, сколько надо, чтобы жить, это, по Веберу, аморальный тип.

— По Марксу не так, — напомнил Акела, — Трудовая этика просто занижает цену рабсилы, чтобы перекосить рынок труда в пользу эксплуататоров. А человек, по-любому, продает ровно столько товара-рабсилы, сколько надо чтобы купить ресурсы для жизни.

— Сомнительно это, — заметил Спарк, — вот, мы с тобой 3/4 работы делаем не за ресурсы, а по приколу. Могли бы вместо этого под пальмой лежать.

— Ты не врубаешься, — возразил Акела, — то, что по приколу, не считается. Работа, это когда тебя напрягает, а ты все равно делаешь, потому что должен.

— Тоже не катит. Помнишь Новую Каледонию, пляж и китов-гринд? Что ты там сказал?

— Я просто увидел в бинокль, что киты на песке. Это, наверное, и сказал.

Спарк покачал головой и легонько ткнул приятеля пальцем в живот.

— Нет, ты сказал: «мы должны их спасти». Потом мы всей тусовкой на руках оттаскивали их в море. 32 кита. Это работа, которая называется: ручная переноска тяжелых грузов…

— Да каких, в жопу, грузов?! Это были киты! А киты, они… — Акела попытался изобразить руками в воздухе свое отношение к китам, и, в общем, у него получилось.

— Это понятно, — согласился Спарк, — но формально, с максистской точки зрения…

— Ну, что ты докопался? Маркс не писал про китов! И никакая это не работа, а…

Скатто громко захлопала в ладоши, чтобы привлечь к себе внимание.

— Парни, вы сейчас сами себя заморочите. Тут надо на примере. Как в фильме «Маздай». Есть ферма, которая передается в роду так, чтобы наследник сам ей управлял, не продал ни пяди, а только докупал еще земли. В таком духе отец воспитывал сына, тот — внука и т. д. За 10 поколений ферма стала огромной. Тут бац, катастрофа, и юристу надо найти из побочных наследников того, кто примет ферму на этих условиях…

— У него ни черта не получается? — предположила Санди.

— Если бы только это! Видя, что ничего не выходит, юрист начинает апеллировать к долгу перед прошлыми поколениями. Речь идет уже о самом принципе мессианства, служения фетишу, в который ферма превращалась, по мере того, как поколения владельцев убивали на нее жизнь. Последний из потенциальных наследников говорит: «Эта просто навозная яма, в которой утопились несколько поколений идиотов. Даже если в ней утопятся все идиоты мира, она все равно остается навозной ямой, и ничем иным. Попробуйте продать ее торговцу навозом, а если он ее не купит, значит она не нужна никому».

— Ферма для человека, а не человек для фермы? — спросила Келли.

— Да, только шире. Все для людей, а люди только для самих себя. Любое обоснованное «нужно» начинается с ответов на вопросы «кому?» и «зачем?». Что не нужно никому из конкретных людей ни для какой конкретной цели, то не нужно вообще. Интерес всегда субъективен и конкретен. Это закон фолька и принцип современной социнженерии.

— Скатто эргономист, — пояснил Асмунд, — Для нее любой арт это социнженерия.

— А разве это не так? — спросил Акела.

Асмунд задумчиво поскреб пятерней мощную грудь, густо заросшую рыжей шерстью.

— Черт его знает. Но давайте рассуждать логически: Возьмем первобытные наскальные рисунки. По факту, это арт. А никакой социнженерии тогда еще не было.

— Социнженерия была всегда! — возразила Скатто, — Орнамент на дубинке троглодита это уже социнженерия, он был нужен, чтобы привлечь к владельцу удачу на охоте и в бою.

— Это соцмагия, — уточнил Спарк.

— А в чем разница? — ехидно спросила она, — Вот Асмунд агротехнолог по планктону. Где у него инженерия, а где магия?

— Планктон дело тонкое, — неохотно согласился тот, — Математическую модель придумали Лотка и Вольтерра лет сто назад, но в ней есть такая штука, как блуждающие критические точки. Параметрические катастрофы роста, иначе говоря.

— В нелинейной динамике иначе и не бывает, — вставила Санди.

— Ага, — сказал он, — А теперь представь: твое планктонное поле дало взрывной рост, и его плотная часть увеличилась от 2000 квадратных километров до 3000, а у фирмы заявленная промысловая площадь 2500. Попробуй, объясни директору, что иначе не бывает, пока суд будет ставить ему двухведерную клизму.

— И как тут выходят из положения? — поинтересовалась Келли.