— Но как быть с неустойчивостью такого брака?
— Никак. Это естественное явление. У нас распадается каждый четвертый брак. Впрочем, в вашей стране, гда браки регистрируются, распадается каждый второй.
— А как при предоставлении гражданства определяется, действительно человек хочет стать постоянным жителем, или у него другие цели?
— Цели человека не всегда известны даже ему самому, — ответил Рау, — Но у нас действует принцип свободного выбора: гражданство Меганезии дается только после безусловного отказа от любого другого гражданства, которое имел претендент.
Винсмарт задумчиво потер подбородок.
— Следовательно, Санди и Келли должны будут отказаться от гражданства США?
— Да. Им надо отправить из администрации Икехао в министерство внутренних дел США телеграмму об отказе от гражданства, заверенную муниципальным клерком, а уже после этого, регистрировать участие в хаусхолде у любого из муниципальных судей.
— То есть, им придется поставить крест на своей родной стране?
— С чего бы это? — возразил Рау, — Более миллиона меганезийских туристов регулярно ездят в вашу страну. Правда, в основном на Гавайи, на регату королевы Лилиуокалани.
— Какой-какой королевы?
— Лилиуокалани, последней гавайской королевы, правившей в конце XIX века. В XX веке, когда Гавайи стали 50-м штатом, в честь нее назвали регату. Она была дочерью Капаакеа из рода Кеавэ и внучатой племянницей Камеамеа I, автора Кэнэваи, Первой Хартии 1797 года. Наша королева Лаонируа, инициатор Алюминиевой революции, тоже относила себя к роду Кеавэ, и текст нашей Великой Хартии включает в себя часть кодекса Кэнэваи.
— Голова идет кругом, — пробурчал Джерри, — Я читал, что на Гавайях были короли, но не вдавался в детали, а вашу королеву знаю только по портретам на банкнотах. К чему был этот исторический экскурс?
— Я просто пояснил, что между США и Меганезией настолько тесные культурные связи, что наши юные леди могут сменить гражданство без риска утратить связь с родиной.
— Знаете, коллега Рау, по-моему, я скорее научусь плавать как утафоа, чем пойму вашу первобытно-общинную политическую логику.
Великий тахуна радостно заухал (ну чисто уэллсовский марсианин, только что выпивший пару стаканов свежей человеческой крови) и отправился варить кофе.
Муниципальный судья Тан Мауэро оказался маленьким улыбчивым дедушкой, похожим на буддистского монаха, какими их показывают в американских фильмах.
— Ой, ну вы бы позвонили! — возмущался он, — зачем же вы меня ставите в такое неудобное положение? Мне нечего предложить этим юным леди, да и вам, молодые люди.
— Ничего страшного, дядя Тан, — сказал Спарк, — мы ведь по делу.
— По делу, не по делу… — проворчал судья Мауэро, — жена с внучкой поехала в город, дети, негодники, вообще непонятно где болтаются, и тут — гости.
— Мы совсем ненадолго, — успокоил его Акела.
— Надолго — не надолго. Давайте я хоть чаем вас угощу. И у меня еще осталось печенье с корицей. Если юным леди в их положении не будет вреда от корицы.
— Не будет, мистер Мауэро, — решительно ответила Келли.
— Корица полезна, — авторитетно добавила Санди.
— Ну, тогда хвала небу, — судья улыбнулся, — располагайтесь на веранде, как удобнее, я сейчас приду. И зовите меня просто «дядя Тан». Меня все так зовут.
Тан исчез в доме и через несколько минут появился с подносом, на котором был чайник, пять чашечек и корзинка печенья.
— Вот, — сказал он, — это очень хороший чай. Он настоящий тибетский. Его присылает мне кузен из Рангуна, а ему этот чай присылает папа жены его бывшего студента, очень, очень достойный человек, который сейчас советник в правительстве Непала.
— О! — многозначительно сказала Келли, старательно округлив глаза в виде буквы «О».
— Да, вот такой путь у этого чая, — заключил судья, явно довольный, — а что у вас за дело?
— Мы хотим зарегистрировать изменения в составе хаусхолда, — сказал Акела.
— А, ну конечно, конечно, — судья окинул взглядом девушек и опять заулыбался, — правда, я думаю, настоящие изменения у вас будут месяца через три с половиной…
— У вас глаз-алмаз, судья, — заметила Келли.
— Еще бы, еще бы, — сказал Мауэро и нацепил на нос старомодные очки, — у меня четверо детей, не считая внуков, так что, так что…
Он встал, порылся в недрах древнего, как пирамида Хеопса, комода, и извлек на свет новенький ноутбук с параболической антенной и присоединенным микро-принтером.
— … Сейчас мы все запишем… Вы два хаусхолда будете делать, или один на четверых?
— Один общий, — ответил Акела, — так, Валентайн?
— Мы с Роджером всегда были как одна семья, — подтвердил Спарк.
— А ваши избранницы c этим согласны? — спросил судья.
— Да, — сказала Санди.
— С чего бы мы стали ломать компанию, — пояснила Келли.
— Да, да, конечно, — судья покивал головой, — да и двоим малышам будет веселее.
— Четверым, — уточнила Санди, — медицина сообщает, что у нас двойни.
— У обеих? — удивился Мауэро, — ну и, чудеса! Вот, юные леди, в эти клеточки впишите ваши полные имена и номера социальных счетов.
Он передал ноутбук через стол. Санди мгновенно вбила в графы «Элисандра Рэндолф» и «Келсиора Глория Клай», и оглянулась на Акелу.
— Маленькая проблема, дядя Тан, — сказал он, — наши жены не граждане конфедерации.
— А которой страны они граждане?
— Они из США, но сейчас отказались от того гражданства, — Акелла положил на стол два бланка телеграмм, — Так что они сейчас вроде как апатриды.