— А бабахнуть по Тероа «Скадами» хотели в чисто научном плане? — язвительно спросила Абинэ, — Джерри, оглядись вокруг! Ваш проект с самого начала был политическим.
— Можно я про исчезновение объясню? — спросил Рау.
— Валяйте, — согласился Винсмарт, — Чего уж теперь.
Великий тахуна церемонно (но не без некоторой иронии) поклонился.
— Начну с одного факта этнографии, — сказал он, — В языках примитивных изолированных племен понятия «человек» и «происходящий из местного рода» обозначаются одним и тем же словом. Права общинника, или, говоря по-современному, права человека, передаются только ребенку, рожденному в эндогамном браке. Иноплеменник или полукровка — это не человек, по крайней мере, не вполне человек. Недочеловек. В результате такие племена выродились, а развились другие племена, в которых практиковалась экзогамия. В более поздние времена так же вырождалась феодальная аристократия — привилегированные племена внутри среднекового общества, которые тоже скрещивались только между собой. Это общий принцип: сообщество, в котором «человек» это титул, передаваемый только по гендерному наследованию, обречено на вырождение. Чтобы развиваться, надо признать, что принадлежность к человечеству определяется личными качествами, а не родословной.
Помните решение Верховного суда о труде бонобо, на которое ссылался координатор Соарош? «Любое существо, выполняющее человеческие функции в обществе, обладает и социальными правами, которые Хартия связывает с такими функциями». Человечество перестает быть клубом наследственных аристократов, понятие «человек» теряет свой привычный смысл для среднего западного обывателя, и его это пугает.
Винсмарт задумчиво потер ладонью подбородок.
— Вы чего-то не договариваете, — сказал он, — признание за трудящимися бонобо некоторых человеческих прав вряд ли может напугать обывателя, ведь его-то никто прав не лишает.
— Его лишают наследственных привилегий, — возразила Абинэ, — Он считал себя принцем крови, а оказался одной из обезьян-гоминид. Сам обыватель понимает, что он ни в чем не превосходит шимпанзе, и ему очень обидно, что окружающие произнесли это вслух.
— На счет «ни в чем не превосходит шимпанзе», ты явно перегнула палку.
— Наоборот, я выразилась слишком политкорректно! От тебя, что ли, заразилась? Как ты думаешь, Джерри, может политкорректность передаваться половым путем?
— Не может, — отрезал он, — и нечего уводить тему в сторону. IQ шимпанзе 60–80, это уровень дебила…
— … Или среднего завсегдатая McDonalds, — перебила она, — И дело не в IQ, а в способности осознанно и ответственно что-то делать. В этом смысле шимпанзе далеко не дебилы, они хорошо соображают, что для чего надо, и кто за что отвечает. Если компания, вроде вашей с Кортвудом, сделает генно-модифицированную шимпанзе с человеческой внешностью и с речевым аппаратом, то она вытеснит пожирателя биг-маков с рынка труда за 5 лет.
— Знаешь, Абинэ, этот твой марксизм…
— Не мой, а Маркса.
— …Не важно. Ты пойми простую вещь: человек это не столько рабочая сила, сколько носитель уникальных личных качеств и межличностных отношений. Человек не только ест, спит, работает и размножается. Человек также мечтает, любит, создает, не побоюсь этого слова, духовные ценности, наслаждается прекрасным…
— Ты про кого сейчас говоришь? — снова перебила она.
— Э… — протянул Винсмарт, — Ну, скажем, о значительной части человечества.
— А если в процентах?
— Ну, знаешь, я не PR-expert, чтобы свободно оперировать такими данными.
Док Рау улыбнулся, нарисовал пальцем на песке круг, а в нем — сектор, вырезанный углом примерно 120 градусов.
— Около 33 процентов, — пояснил он, — Это инварианта западного мира. На одного такого, о котором говорите вы, коллега, приходится двое тех, о ком говорит наша прекрасная леди. Это не игра природы, а база консервативной электоральной демократии. Если мечтающих, любящих и т. д., станет существенно больше, то республиканский слон с демократическим ослом будут соревноваться уже не в избирательной гонке, а в стаерском беге, потому что недоверие к оффи снова, как в недавнем прошлом, начнут выражать с помощью топора.
— Кстати, — вставила Абинэ, — на днях в Париже студенты уже возвели гильотину.
— Вот как? — удивился Винсмарт, — надеюсь, ее не стали сразу испытывать на прохожих?
— Нет, она была надувная. Но в натуральную величину и очень убедительная. Правда, к вечеру ее убрала полиция, но аптеки успели продать весь запас валерьянки.
— Видите, коллега, — сказал Рау, — Это все из-за вас. Вы настоящий инфотеррорист!
— Да при чем тут я, черт возьми!?
Великий тахуна возмущенно воздел руки к небу
— Нет, он еще спрашивает! В конце прошлого века лучшие гуманитарные умы Запада, ценой огромных усилий, добились того, чтобы большинство населения рефлекторно реагировало на сигнал «общечеловеческие ценности» обильным слюноотделением… В смысле, управляемым голосованием. И тут, как чертик из коробочки, выскакиваете вы с клонированными эректусами и волшебными ветеринарными пилюлями. Вы врываетесь на политическую сцену, как слон в посудную лавку. Общечеловеческие декорации трещат по швам, зрители видят, что у всего этого внутри и кричат «Жулье! Ценности фальшивые!».
Винсмарт задумчиво почесал затылок.
— Ну, и что теперь предлагается мне? Баллотироваться в президенты чего-нибудь?