— А если полиция стреляет из автоматов по людям, которые просто собрались на улице, то это замечательные социальные условия? — ехидно поинтересовалась она.
Эйнар вздохнул и покачал головой.
— Начнем с того, что эти люди не просто собрались. Они собрались с конкретной целью показательно заблокировать несколько аптек, в которых продается XE-2. И не только заблокировать, но и устроить акцию устрашения.
— Одно выбитое стекло, — уточнила Берилл, — и за это расстрел на месте?
— Плохо, когда полиция стреляет, — сказал судья, — Но, в некоторых случаях, еще хуже, если она не стреляет. Приказ: «Стой! А то я опять скажу: «Стой!», не работает никогда.
— А если разгневанные люди в ответ будут уже не бить стекла, а взрывать дома?
— Практика показывает, что не будут. Экстремисты начинают взрывать дома там, где им разрешают безнаказанно бить стекла. Это своего рода воспитание безнаказанностью. Я сначала пугаю общество палкой, потом бутылкой с горючим, потом бомбой. Чем сильнее оно пугается, тем больше я верю своему лидеру-экстремисту, и тем меньше нормальные люди верят в способность правительства их защитить.
— То, что вы говорите, было бы по-своему логично, — признала Берилл, — если бы не одна тонкость. Вы распространили репрессии не только на тех, кто с палкой, но и на тех, кто с микрофоном или плакатом. А когда против слова применяют автомат, это уже…
— Смотря против какого слова, — перебил Эйнар.
— Оружие против слова, это всегда признак слабости и трусости, — возразила она, — пулей затыкают рот, когда крыть нечем.
— Красивый аргумент, — сказал он, — но слишком общий, а реальность всегда конкретна и состоит из частностей. В знаменитых записках о Шерлоке Холмсе фигурирует профессор Мориарти, этакий мозговой центр мафии. Он сам никого не грабит и не убивает. Для этого есть безмозглые громилы. Он только планирует и командует. Его инструмент это слово. А представьте, что банда такого Мориарти предстанет перед вашим австралийским судом. Кого отправят в тюрьму на больший срок, профессора или его громил?
— Профессора, конечно, — не задумываясь, ответила Берилл, — он организатор, а громилы только исполнители.
Эйнар удовлетворенно улыбнулся.
— Ну, разумеется. И это признак не трусости и слабости суда, а разумного подхода к делу. Сами по себе громилы в сто раз менее опасны, чем под руководством организатора. А это значит, что наиболее опасен именно организатор, хотя он действует только словом.
— Как говорил мой дедушка, это гвоздь не от той стенки, — заметила она, — Люди, которых ваш суд приговорил к расстрелу или депортации…
— Все-таки, к депортации, — уточнил Эйнар.
— Ладно, к ВМГС, как у вас говорят. Они ведь не приказывали грабить и убивать.
— А давайте разберемся, что они делали, — предложил судья, — Начнем с того, что в любом обществе есть определенная доля аутло. Даже если общество в целом благополучно, на тысячу нормальных людей есть два — три криминальных персонажа. Эти персонажи не обязательно совершат преступление, но рады его совершить при удобном случае потому, что уверены: общество их обидело, унизило, дало им меньше, чем они заслуживают. В отличие от человека, который недоволен, к примеру, оплатой своего труда, они не могут выразить свои претензии к обществу в конкретных цифрах, но они с удовольствием идут за лидером, который формулирует эти претензии в общем. Например: общество устроено неправильно, потому что не соответствуют образцу из нашей священной книги. Если это исправить, то мы, хорошие люди, будем жить хорошо. Логики в этом ни на сантим, зато все просто, понятно и приятно для самолюбия. Самый дрянной, никчемный аутло может считать себя отличным человеком, а нормальных людей — негодяями и преступниками.
— И он имеет право так считать, — вставила Берилл, — аналогично тому, как рабочий имеет право считать, что ему недоплачивают. Разве нет?
— Рабочий в этом случае начинает требовать, чтобы ему платили больше денег, — сказал Эйнар, — а чего начинает требовать такой аутло?
— И чего же? — спросила она.
— Я хотел бы услышать сначала ваше мнение, — пояснил Эйнар.
Берлл сосредоточенно полистала свой блокнот, и предположила:
— Каких-нибудь социальных пособий?
— Вы хоть раз видели христианских или исламских фундаменталистов, идущих на митинг под лозунгом «установите нам социальное пособие»? — спросил судья.
— Нет, — призналась она, после некоторого размышления.
— И никто не видел. Это невозможно. Лидер поднял людей на борьбу с мировым злом. Он не может просить у этого мирового зла денежные подачки. Это бы разрушило всю затею. Так чего он требует?
— Тогда каких-нибудь прав? — предположила она, — ведь дело не только в деньгах.
— Да, — согласился Эрман, — Права это важно. Не так давно наши работающие подростки устроили такую уличную борьбу за избирательные права, что мало не показалось. Но это из той же области. Право избирать это право делить деньги.
— И что? — спросила Берилл, — по ним тоже из автоматов?
— Что вы! — возмутился судья, — Они же просто хотели себе долю социальных благ, что есть предмет нормального торга. Поторговались и договорились. По конструктивному поводу всегда можно договориться. Но с аутло все иначе. Вы видели фундаменталистов, которые бы требовали прав, связанных с обычными социальными благами?
— Ладно, — сказала она, — значит, они не требуют денег, не требуют прав, не требуют каких-то обычных благ. Так чего же они требуют?