— Вы хотите сказать, что в Меганезии принято лечить людей, как животных?
— В Меганезии людей принято лечить так, чтобы они выздоравливали.
— Но ведь 34 человека умерли от этого лечения, вы сами сказали.
— Вы как-то странно интерпретируете данные, — спокойно ответил Рохо, — Напоминаю, что к нам в один прием поступило более тысячи «критических». 23 из них умерли раньше, чем мы успели им помочь. 11 больных умерли после начала лечения. Такие неудачи бывают при любом методе. При своевременно начатом лечении легочной формы чумы обычными методами, умирают 40 человек на 1000, и никто не говорит, что причина смерти — лечение антибиотиками. Для лихорадок Денге, Эбола, Марбург и желтой лихорадки, смертность при обычном лечении составляет 60 человек на 1000. При отсутствии лечения смертность от этих 5 заболеваний близка к 100 процентам. Если больной поступил уже в критическом состоянии, обычное лечение малоэффективно. Следовательно, заниматься критическими больными мы должны бы были лишь в последнюю очередь.
Репортер посмотрел на врача с некоторым недоумением.
— Простите, вы, наверное, хотели сказать «в первую очередь».
— Нет, в последнюю. При ограниченном ресурсе персонала, надо начинать с больных, для которых лечение эффективно, а не с тех, которые практически безнадежны. В противном случае, вы рискуете упустить время и потерять как тех, так и других.
— Ограниченном ресурсе? — переспросил репортер, — А что вам мешало пригласить через ООН врачей из разных стран, привлечь дополнительные…
Его прервал звонкий щелчок, это лопнула пополам авторучка в руках у Кэтлин Финчли.
— Рассказываю для тупых, — ровным голосом начала она, — За всю историю, ООН ни разу не обеспечила работу врачей на месте эпидемии быстрее, чем за трое суток. Меганезийцы сделали это меньше, чем за сутки. 2 дня разницы — это жизнь сотен людей, потому что при лихорадке Марбург, например, через 2 дня человеку нужен уже не врач, а могильщик.
— Знаете, мэм, — обиженно пробурчал репортер, — За всю историю были случаи, когда кое-какие ученые ставили смертельные опыты на людях, а потом пытались оправдываться тем, что, мол, это делалось из-за сложного стечения обстоятельств и для пользы дела.
Доктор Джерри Винсмарт вздохнул, потер ладонями виски, встал из-за стола, подошел к репортеру вплотную и аккуратно взял его двумя пальцами за воротник рубашки.
— Вы сравнили меня с нацистскими врачами-убийцам. Да или нет?
— Возможно, я не совсем точно выразился…
— Напротив, вы очень точно выразились.
Кэп Джед Олдсмит тоже встал из-за стола, быстро подошел к Винсмарту и положил тяжелую ладонь ему на плечо.
— Док, вы хотите врезать этому ублюдку?
— Я задумывался об этом.
— У меня лучше получится, — заявил австралийский капитан.
— Отставить, — сказал Тхе Киет, как-то незаметно вырастая между ними, — Подеремся как-нибудь в другой раз. Тут не очень удобно, да и мы собрались, вроде как, не для этого. Вы, Джед, могли бы рассказать журналистам чего-нибудь вроде впечатлений.
— Я? — переспросил Олдсмит, — Это о чем, к примеру?
— «The Times» Как принималось решение об участии Австралии в спасательной операции?
Кэп поправил снежно-белый китель (специально надетый ради пресс-конференции) и многозначительно сообщил:
— Согласно Брюссельской конвенции о спасении на море, я дал телекс в штаб флота и получил приказ действовать в соответствии с. Иначе и быть не могло.
— Значит, решение принято командованием флота без консультаций с правительством?
— Это не предмет для консультаций, — ответил Олдсмит, — Если моряк видит человека за бортом, он обязан его вытащить, а уж потом спрашивать мнение правительства. Такой закон действует с тех пор, как люди вообще стали ходить по морю.
— А как ваше правительство относится к меганезийской экспансии в Тиморском море?
— Полагаю, спокойно относится. В этом море что ни год, то чья-нибудь экспансия. Все уже привыкли. С меганезийцами, по крайней мере, проще, чем с другими.
— В каком смысле проще?
— В самом прямом, — пояснил Олдсмит, — Мы с ними в Коралловом море уже который год живем без демаркации границы, и ничего. Я думаю, и здесь никаких проблем не будет.
— То есть, вы считаете, что Меганезия аннексирует архипелаг Лоти? — уточнил репортер.
— А разве она его еще не аннексировала? — удивился австралийский капитан.
Майор Журо поднял вверх обе руки, стараясь привлечь к себе внимание.
— Стоп, стоп! Речь не идет об аннексии. Вооруженные силы Меганезии берут под контроль этот архипелаг до компетентного международного решения вопроса о его статусе.
— «CNN». Что практически означает фраза, которую вы произнесли, майор? Кто будет осуществлять здесь власть? Ваша военная комендатура?
— Военная комендатура это временная мера, — вмешался Аги Табаро, — Мы только наводим порядок, а потом будет проведен референдум среди жителей. Сделаем все, как положено, с международными наблюдателями и прочими бантиками… Я хотел сказать…
Всеобщий смех в зале заглушил то, что хотел сказать капитан-комендант. Журо очень выразительно посмотрел на него (ну и шутки у тебя, камрад). Тот ответил не менее выразительным взглядом (а чего море пальцем размешивать, если всем и так все ясно?).
Из этой несколько щекотливой ситуации обоих офицеров вытащили репортеры «своей» прессы. Решив, что они, как хозяева (конечно, хозяева, а кто же еще?), дали достаточную фору репортерам-гостям, меганезийские журналисты взяли быка за рога.